Платон и синтетический дух современной эпохи

А.В.Иванов

ПЛАТОН И СИНТЕТИЧЕСКИЙ ДУХ СОВРЕМЕННОЙ ЭПОХИ

(Материалы Второй Российской междисциплинарной научной конференции “Этика и наука будущего”.
Москва, 15-16 февраля 2002г. //Дельфис. Ежегодник. 2002. С. 11-13)

Для философской и научной мысли Х1Х-ХХ веков Платон был фигурой ритуально почитаемой, но теоретически малоактуальной. Более того, публично назвать себя платоником среди профессионального философского сообщества было делом почти неприличным, ибо ни одна из господствующих в Европе и в России философских школ (от марксизма и позитивизма до феноменологии и экзистенциализма) своего иронического отношения к платоновской идеалистической метафизике не скрывала. Ситуация начала радикально меняться со второй половины XX столетия по мере вступления науки в так называемую «постнеклассическую» стадию, а точнее — в эпоху радикального антропокосмического поворота, когда Космос начал всё зримее обнаруживать неустранимое человеческое измерение своего бытия, а человек — свои космические истоки и предназначение. Сегодня можно уже вполне твёрдо констатировать факт «платонического ренессанса» в культуре, равный по своим масштабам разве что «открытию» Платона в эпоху Возрождения. Почему сегодня так актуален Платон? Какие именно платоновские идеи подтверждают ныне свою правоту и жизненность?

Во-первых, слово «идеализм» перестаёт быть ругательным. Сама наука вынуждена признавать фундаментальность идеальных начал бытия. К этому её подводит потребность в глубокой философской интерпретации своих основополагающих понятий: «аттрактора» в синергетике, вакуума в физике, «целевой детерминации» в биологических науках, «информации» в целом ряде современных научных дисциплин, в том числе в информатике. Анализ последнего понятия сегодня особенно актуален.

Так, информация, безусловно, представляет собой идеальное содержание, отличное от своего материально-энергетического носителя, ведь не отождествляем же мы сообщение по радио с той электромагнитной волной, которая его переносит; телевизионное изображение — с порядком цветовых свечений на экране; смыслы языка — со звучанием человеческой речи; а сущность симфонии — с её нотной записью и даже с непосредственным концертным исполнением. Информация есть нечто идеально-сущее, но в таковом качестве полностью освобождается от своих материально-несущих «одежд» лишь в живых актах человеческого сознания (недаром справедливо говорят, что сознание есть оперирование информацией в чистом виде).

Однако при этом ясно, что информация не есть исключительный продукт конструктивной деятельности человеческого сознания. Она — неотъемлемый и объективный атрибут законосообразного и упорядоченного существования Вселенной, независимо от того, познаёт или не познаёт, использует или не использует эти идеальные, то есть несводимые ни к каким полевым и вещественным образованиям, закономерности человеческий разум. Так, материальный генетический код и без вмешательства (практического или теоретического) со стороны человека всегда нёс и будет нести идеальные сведения об истории биологических видов и детерминировать индивидуальные онтогенезы; физические лучи от далёких звёзд и планет всегда будут переносить информацию об их химическом составе независимо от познающего субъекта; все атомы одного и того же элемента во все времена и в любых точках мирового пространства будут упорядочены одинаковым образом. Приписать самой материи наличие объективных информационно-упорядочивающих структур — значит уже признать наличие объективных идеальных начал бытия и покинуть позиции как твердолобого материализма, так и восходящего к Канту субъективистского конструктивизма, всегда чреватого, в своём кратком выражении, солипсизмом — признанием своего «я» единственной реальностью.

Информация, стало быть, есть необходимый и объективный фактор гармонии мирового целого, но эта идеальная гармония неотделима от своих материальных носителей, а также «распаковывается», приращивается и сознательно практически используется лишь мощью живой человеческой мысли.

Во-вторых, весьма актуальным оказывается и платоновское понимание материи, развитое им в позднем диалоге «Тимей». Платона и так-то весьма трудно назвать чистым идеалистом, ибо он всегда признавал материю — восприемницу идеальных структур и смыслов — столь же неотъемлемым началом бытия, как и творящий мир идей. Кстати, общефилософскую позицию Платона вернее всего было бы назвать «монодуализмом» (если использовать весьма точную терминологию русских философов Н.Я.Грота, С.Л.Франка и С.Н.Булгакова), где в основе мира лежат два противоположных начала (дуализм), но которые диалектически нуждаются во взаимном обогащении и опосредствовании для своего целостного проявления (монизм).

В «Тимее» эта монодуалистическая метафизическая установка великого греческого мыслителя становится особенно явной, а материя получает у него новую интерпретацию и фактически отождествляется с пространством, причём с пространством активным, «живым» и «чувствующим», которое он называет «Кормилицей». Мы встречаемся здесь у Платона с психофизическим пониманием материи как материнского —рождающего и хранящего —лона Космоса, а не как мёртвого вещества и поля, откуда — неизвестно, как и почему — появляются жизнь и сознание. Именно последний взгляд был характерен для плоскоматериалистической науки и философии двух последних веков, с которым всегда успешно полемизировала русская религиозная «метафизика всеединства» (начиная с В.С.Соловьёва и кончая П.А.Флоренским), утверждавшая наличие «тонкой» — софийной — первоматерии. Эта первоматерия не видима «оплотнившемуся», по выражению П.А.Флоренского, телесному земному оку и не может быть прямо зафиксирована грубыми физическими приборами, игнорирующими влияние человеческой мысли на объект исследования. Но зато эта первоматерия открывалась «духовному зрению» Платона и неоплатоников, праведников и подвижников всех мировых религий. Для чистого сердца и ума она всегда была, есть и будет несокрытой. Но специфика нынешней эпохи как раз и состоит в том, что эта софийная первоматерия (или Маteria Prima, в терминологии В.С.Соловьёва) становится доступной и для научных экспериментов, особенно в области физики вакуума. Другое дело, что для строгой и глубокой теоретической интерпретации последних именно обращение к идеям Платона представляется особенно важным. Как нельзя более актуально звучат в этой связи пророческие слова В.С.Соловьёва, несомненно, навеянные учением позднего Платона: «Истинный гуманизм есть вера в Богочеловечество, и истинный натурализм есть вера в Богоматерию» [I].

В-третьих, сегодня совершенно по-новому читаются антропологические рассуждения Платона. В свете вновь открывшихся многообразных фактов о так называемых «альтернативных состояниях сознания» (переживаниях состояния клинической смерти, ксеноглоссии, реинкарнационных воспоминаниях и т.д.) уже не встречается грубыми насмешками знаменитое платоновское учение о метемпсихозе — переселении души и опыте её посмертного существования*. Скорее можно удивляться тому, как долго официальная наука ухитрялась не замечать парапсихологических феноменов, которые в своё время совершенно серьёзно и фундаментально, отдавая должное гению Платона, обсуждали не только П.А.Флоренский и Н.О.Лосский, но ещё Гегель в своей «Философии духа». «Вглядываемся в земной человеческий лик, а в её чертах проступают бездны Космоса; исследуем душу человека, а она даёт нам ключ к познанию тайн Вселенной» — вот вывод, к которому экспериментальным путём приходит современная наука о человеке и который заставляет её вновь, со всей серьёзностью, отнестись к психологическому наследию античного гения.

Но не менее важна и этическая составляющая антропологических воззрений Платона. В мире нет ничего более важного и ценного, чем благородная и устремлённая к истине человеческая мысль. Она предшествует любому практическому деянию и фундирует, закрепляет его. По качеству мысли — её ясности, точности и чёткости, по чистоте устремлений — должен определяться и социальный статус человека. Лично обладать такой совершенной мыслью и быть способным оценить нравственные качества чужого сознания — в этом-то и состоит отличие подлинного мудреца от бездушного интеллектуала. Здоровым же может быть названо лишь то общество, которое ценит своих мудрецов и пророков, не даёт разгуляться всяческим «маргиналиям» (себялюбцам, лицедеям, типажам с патологическими и преступными наклонностями) и не позволяет поменять полюса высокого и низкого в культуре. Платон утверждает здоровую этическую и человеческую иерархию. И что может быть актуальнее этого в ситуации, когда именно патологическая инверсия ценностных полюсов характеризует жизнь современной культуры!

Любопытно, что учение о роли нравственного начала в земном бытии органически сопрягается у Платона с учением о перевоплощении. Он утверждает, что посмертное бытие души напрямую зависит от пройденного ею земного пути и накопленных человеческих качеств. У мудреца и преступника — разные «небесные судьбы». В мироздании правит великий космический закон «нравственного воздаяния», и каждому в нём суждено получить по заслугам: не в этом — так в горнем мире, не в этой жизни — так в последующей! Разве не изменилось бы отношение современного человека к его земным обязанностям, если бы он признал неизбежный факт расплаты за совершённые дурные деяния и необходимость их последующего искупления. А ведь слишком много оснований считать, что не могут заблуждаться тысячелетние религиозно-философские традиции на Западе и на Востоке, поразительно схожие в трактовке сущности человеческой души и факте её посмертного существования; и что заблуждалась-то как раз самоуверенная европейская наука ХVI-ХХ веков, пытавшаяся объяснить феномен человека как творческого и духовного существа, исходя исключительно из его телесной организации и социальных условий существования. Здесь совершалась типичная логическая ошибка: «при условии — не значит по причине».

В-четвёртых, как нельзя более современны и своевременны идеи Платона о роли аристократического начала в государственно-правовом устройстве общества. В условиях кризиса современных демократических институтов, причём не только в развивающихся, но и в развитых странах, становится вполне понятной платоновская идея о том, что управлять государством должны его наиболее достойные и разумные члены, а не честолюбцы, случайно пробравшиеся на вершину политической авансцены. Власть, по Платону, есть служение высшему, а не господство над другими людьми во имя удовлетворения своих низших импульсов типа сребролюбия и властолюбия, гордыни или самодовольства. Платон формулирует совершенно объективный критерий, позволяющий отличать подлинного политика — аристократа духа, служащего своему народу, от политического плебея, ориентированного на голое самоутверждение и жажду власти. Хороший политик тот, говорит Платон, у кого есть ценности, безусловно превосходящие ценность властвования. Именно такому критерию отвечают, по его мнению, мудрецы-философы, основывающие свою власть на внятных им высших законах Космоса и на велении долга, а не на волюнтаристском произволе.

В современном контексте эти платоновские идеи могут быть истолкованы как весомый аргумент в пользу включения в политическую систему общества научного потенциала, который оказывается практически незадействованным. Спорадическое приглашение учёных для разработки законов в законодательных органах или для работы в аппарате правительства не в счёт, ибо здесь нет системы, а господствуют произвол и вкусовщина. Академическая и вузовская наука должны стать полноценным элементом политической системы государства, участвуя в выработке и принятии важнейших политических решений, а также в их экспертной проверке, учитывая, что цена политических ошибок в нынешней исторической ситуации стала исключительно великой**. Кому же, как не учёным служить естественным противовесом безнравственным политикам и продажным журналистам, ведь именно учёные воплощают дух бескорыстного стремления к истине и верности своему призванию! Государственный совет должны составлять не бюрократы и политиканы, а ректоры классических университетов России во главе с ректором Московского университета. Они воплощают интеллект и совесть нации; за ними стоят многотысячные коллективы специалистов и прекрасное знание жизни в своих регионах.

С «нелёгкой» руки Карла Поппера — одного из видных теоретиков европейского либерализма — Платон был записан в идеологи тоталитаризма и чуть ли не в апологеты фашизма***. Однако в условиях, когда некоторые западные демократии начинают зримо эволюционировать в сторону утончённых тоталитарных режимов (чего только стоят разного рода ПИАРовские пропагандистские кампании, целенаправленно обрабатывающие сознание миллионов людей), как раз политические идеи Платона оказываются спасительными. Никакие политические усовершенствования и «разделения властей» не спасут общество от произвола безнравственных политиков, но один-единственный порядочный человек способен радикально изменить ситуацию к лучшему. Так было во времена Перикла в Древней Греции, так было во времена Сергия Радонежского на Руси. Так будет и впредь, недаром о необходимости органического восполнения демократических начал началами аристократическими уже в XX веке говорили такие разные западные философы, как Э.Фромм и Х. Ортега-и-Гассет, отечественные мыслители Н.А.Бердяев и Н.Н.Алексеев.

Подытоживая, можно сказать: оригинальные идеи Платона (которые можно перечислять и перечислять) представляют собой вовсе не историческую, а самую настоящую теоретическую ценность. Его тексты — не архивное достояние, а инструмент для активизации эвристического мышления. Он — не музейный экспонат, а наш живой современник. Возвращение на новом историческом витке к сокровенной мудрости Платона — это, может быть, самый явный и отрадный знак наступления Новой исторической эпохи, непосредственными свидетелями и участниками которой мы являемся.

* Более подробно взгляды автора на актуальность платоновских антропологических и психологических идей изложены в монографии: Иванов А.В. Мир сознания. Барнаул, 2000.

** Конкретные модели органического включения аристократического начала в ткань современных демократий читатель может найти в книге: Иванов А.В., Фатиева И.В., Шишин М.Ю. Духовно-экологическая цивилизация: устои и перспективы. Барнаул, 2001.

*** Это тем более удивительно, что знаменитая “теория трёх миров” Поппера – не более чем стыдливая и внутренне противоречивая калька с платоновской теории идей.

Литература

Соловьёв В.С. Соч. в 2-х тт. Т. 2. М., 1988. С. 315.